|
…e: 10.0pt;">
Они едут по знакомым ему улицам города. Танк проезжает мимо дома Ермилия. Кравцов замечает стоящих у ворот деда и внука, приветливо им машет рукой и кричит: – Привет Сашку и Ермилию! Дед щурит глаза. – Хто цэ? – спрашивает он у внука. Тот с радостью: – Так это же отец Гришки Кравцова! Дед приветливо улыбается. – Смотри, какой важный стал! На танке теперь разъезжает!.. Вот и редакция. Кравцов и солдаты вбегают внутрь здания. У двери с табличкой «Редактор Зигмунд Лисовский» полковник достает пистолет и рывком открывает дверь. Никого… Ящики письменного стола и полки шкафа пусты – всё на полу. Газеты и книги валяются вперемежку с кучами мусора. Лишь одинокий портрет Гитлера висит на стене. Со злостью смотрит Кравцов на него. – Ты даже на мусор негоден, гадина!.. «Но где же Лисовский?» Кравцов приказывает солдатам: – Обыскать всё помещение! Те бросаются выполнять приказ, а Кравцов поднимает с пола газету «Свободный Соколинск», вертит в руках, переворачивает и читает: «Главный редактор Зигмунд Лисовский». – Сволочь! Предатель! – со злостью комкает он газету в руках и швыряет в идиотскую морду фюрера, отчего портрет падает на пол. – Да, недолго тебе осталось!..» Василий Сергеевич усаживается в кресло редактора. «Но где же прячется этот подлец? Все равно я найду тебя! Вот и поговорим потом по душам!.. А ребят можно теперь отпустить». С улицы доносится знакомый шум двигателя. Полковник припадает к окну. Видит, как возле редакции припарковывается его командирский «Виллис». «Хитрый у меня шофер. Видно, тайком ехал за танком». Подходят солдаты. Один докладывает: – Товарищ полковник, в здании нет никого. – Спасибо, ребята, – благодарит их Кравцов. – Возвращайтесь в свою часть. И передайте танкисту, чтобы тоже ехал к своим.
Москва. Бой курантов на Спасской башне. В больничной палате военного госпиталя лежит на кровати Григорий Кравцов. Взгляд устремлен в потолок. На соседней койке, свесив босые ноги, сидит пожилой мужчина в солдатском белье. На двух других – тоже лежат раненые. – О чем думаешь, Гриша? – спрашивает сосед. Тот не проявляет никаких эмоций. – Да так, обо всём. – А я вот сегодня последний день – списали меня подчистую. Григорий с трудом поворачивается к собеседнику. – Значит, домой уезжаете, на Урал? – Да, в Нижний Тагил, – отвечает тот. – Там я родился и там же живет моя вся родня. – Есть кому будет встретить? – Так за этим дело не станет. Обязательно выпьем бражки под грузди, поговорим, поплачемся... А у тебя из дома так и нет никаких вестей? Кравцов не успевает ответить, как медсестра вносит письма. – Это вам, Черемных, – подает она соседу конверт. Тот подслеповато рассматривает его. – Опять от моей Тихоновны. Медсестра копается в пачке писем и подходит к Кравцову. – А это вам, – кладет она письмо на кровать. – Вот видишь, и ты дождался письма, – довольно отзывается Черемных. Но конверт Кравцов не распечатывает, лишь долго рассматривает что-то написанноё на нём. Затем сует письмо под подушку и вновь устремляет свой грустный взгляд в потолок... Близоруко присматриваясь, Черемных продолжает читать про себя письмо... Наконец прерывает чтение и смотрит внимательно на Кравцова. – Моя Тихоновна тут и о тебе пишет. Любит тебя, как родного сына. – Разве вы ей обо мне писали? – Конечно, писал. Она знает твою историю. Сосед обращает внимание на грустное выражение лица Кравцова. – А ты почему не читаешь письмо? Даже не распечатал. Может, больной рукой неудобно? Так давай я распечатаю. – Нет, спасибо, – отказывается Кравцов. – Это письмо я посылал матери в город Соколинск, но оно почему-то вернулось обратно – видно там еще были немцы. Черемных подсаживается к Кравцову на койку. – Да, всё перемешала эта война. И у меня отняла сына. Мой Толька так на тебя похож... Погиб под Ленинградом... Знаешь, что, Гриша, как выпишешься, приезжай к нам, на Урал. Познакомишься с нашим чудесным краем. Погода у нас хорошая, без всяких там перепадов давлений, да и продуктов своих хватает. А фруктами нас снабжает Средняя Азия. Ну, а насчет работы, то на Урале её полно. Именно нашим уральским оружием мы разгромили немцев. Черемных на время задумывается, чем пользуется Кравцов. – Вы так увлеченно рассказываете об Урале, что я уже полюбил ваш прекрасный край. – Вот и приезжай к нам, как выпишешься, – подхватывает сосед. – Устрою тебя на завод. Женишься на уралочке. Наши девчата светловолосые и мягкие по характеру. Очень красивые и хозяйственные. А у тебя, я смотрю, тоже волосы светлые. Ну чем не уралец? Да и я за несколько месяцев очень привык к тебе… Григорий благодарит соседа: – Большое спасибо за приглашение. Но сначала я съезжу домой, в Соколинск. – Конечно, езжай. И помни, что я всегда буду рад с тобой встретиться. Вот и Тихоновна пишет, что очень хочет тебя повидать. – За заботу передайте ей от меня большое спасибо. Может быть, и приеду… В палату вкатывают столик с обедом. Черемных помогает Григорию приподняться, заботливо подсовывает свою подушку ему под голову. – Так удобней? Григорий согласно кивает. Придерживая миску рукой, сосед дает ему в руку ложку и Кравцов приступает к еде…
Полковник Василий Кравцов в гостях у деда Ермилия. Вместе они сидят за столом. Перед ними: бутылка водки, две раскрытые консервные банки с мясной тушенкой, грубо нарезанный хлеб, зелень и овощи с огорода. Водки Кравцов наливает по полстакана и один подает деду. – Держи, дорогой Ермилий! Давай сначала выпьем за нашу победу. Оба чокаются, выпивают, тычут вилками в консервные банки, хрустят огурцами… – Я только что был в своём доме, – говорит Кравцов. – Но там никого нет, всё заколочено. Вот и зашел сначала к тебе, чтобы узнать, где же мои сын и жена? Может, ты знаешь или Сашко? Кстати, где он сейчас? – Так Сашку уже стукнуло восемнадцать, и его вызвали в военкомат. – Значит, и моему сыну столько же, – утвердительно качает головой Кравцов. – Как быстро летит время. Может и Гришу туда вызвали? Ермилий отвечает без какой-то там подготовки: – Говорят, что он уехал в Херманию. – Как уехал?! Добровольно, что-ли?! Дед мнется, не знает, как сказать полковнику правду. – Ты лучше спроси у Сашка. Он скоро придет. Лучше меня расскажет. – Вот что наделала эта война, – с горечью продолжает Кравцов. – Пройду всю Германию, а сына найду. Только бы жив оказался. Дед кряхтит, с трудом пережевывает пищу беззубым ртом. – Да. Много людей загубылы нимци, – шамкает он. – Так они же фашисты, а за что же наши своих губылы? Кравцов отвечает резко: – Выходит, что не свои они, а чужие! Одним словом – предатели! – Так уж конечно, – соглашается дед. – Я сам видел, как Лисовский Елену Григорьевну предал – направил немецкий патруль на неё. – Да и меня он предал, – добавляет Василий Сергеевич. Дед сокрушается: – Как только таких земля держит? – Скрыться успел, подонок, – зло произносит полковник. – А как мне хотелось всадить ему пулю в лоб. Но все равно когда-нибудь встретимся: вот тогда и поговорим по душам… Они выпивают ещё понемногу. Тревожные мысли путаются, не отпускают Кравцова. «Что же случилось с женою и сыном? Живы они или нет?» Обращается к деду: – Так ты говоришь, что видел, как Лисовский выдал Елену Григорьевну? – Видел, видел, – настойчиво кивает тот головой. Какое-то время Кравцов молчит, затем спрашивает: – Может быть, знаешь, где она похоронена? Ермилий спохватывается. – Чур, тебя! Что говоришь ты? Как похоронена?! Она же в деревне живет! У твоих родителей. На той неделе Сашко был у них. Жива она! Кравцов не скрывает радости: – Так почему же, Ермилий, ты сразу мне не сказал?! А то я подумал чёрт знает что… – Ты что, разве не знал?! – Но откуда мне было знать? Полковник протягивает руку к бутылке. – Тогда, Ермилий, давай выпьем за твою хорошую новость, и я сейчас же поеду в Поддубицы! Пока они чокаются и выпивают, в комнату входит Сашко. Он в ладно сидящей солдатской форме. Резко подносит руку к пилотке. – Товарищ полковник, солдат Александр... – Вольно! – прерывает его Кравцов. Улыбаясь, подходит к нему. – Уже солдат. Возмужал! Я же тебя не видел несколько лет. Наверно и Гриша такой же. Слегка пошатываясь, Ермилий подходит к внуку. – Вот, внучок, и я остаюсь один, – вытирает он слезы и припадает к его груди. – Деда! Дедусь, – успокаивает его Сашко. – Уже скоро прогоним немцев, и я тут же вернусь. Кравцов сочувствует деду. – Война не нами, Ермилий, выдумана. Но один ты не останешься. Мы с Еленой Григорьевной поможем тебе. Ни в чём нуждаться не будешь. Дед обращается к внуку: – Когда ты уходишь? – На час отпустили. – Увидимся ли ещё? Кравцов жмет Александру руку. – Ну, до свиданья, солдат. Желаю тебе вернуться с победой. А мне пора: поеду в деревню к самым родным мне людям. Дед тянется губами к лицу Кравцова, обнимает и целует в щеку. Просит высокого гостя: – Елене Григорьевне передай от меня привет. – Обязательно передам! – обещает Василий Сергеевич.
9 мая 1945 года. День Победы. Ликует Москва. Тут и там раздаются возгласы: – Мир! Победа! Мир! Победа!.. Толпы людей заполняют улицы и тротуары. Люди поют, танцуют, смеются и плачут. По одной из улиц идет Григорий Кравцов. На его лице не видно ни радости, ни печали. Лишь беспокойный взгляд серых глаз выдает в нем еле сдерживаемое волнение. Толпа москвичей, а в основном это женщины и старики, стоят в кружок на тротуаре. Солдат и девушка в военной форме что-то лихо отплясывают. На гармошке им аккомпанирует молодой паренёк. Одна из женщин, закрывшись руками, тихо плачет. Её успокаивает весь поседевший пожилой мужчина… Кравцов пробирается поближе к танцующим. Девушка в круге деловито наступает на своего партнера. Тот пытается пуститься в пляс, но это у него получается плохо. Наконец он досадливо машет рукой и под дружеские аплодисменты выходит из круга. А девушка неутомима. Демонстрируя незамысловатые «па», она грациозно плывет внутри круга, выискивая глазами другого партнера. Поравнявшись с Григорием, танцовщица плавно разводит руками и блеском возбуждённых от танца глаз настойчиво приглашает в круг. Хлопая в такт ладошами, толпа скандирует: – Просим! Просим! Просим!.. Не смущайся, парень! Такой день! Победа! Не спуская с Григория цепкого взгляда, девушка не отступает, задорно машет руками и бросает ему в лицо: – Ну, что же ты?! Помогай! Кто-то подталкивает Кравцова в круг. Сначала он робко, а затем все четче выкидывает коленца. Толпа хлопками помогает гармонисту и пляшущим. Словно не зная усталости, девушка танцует легко и непринужденно, все более увлекая Григория… И вдруг на всё его тело наваливается какая-то непонятная тяжесть. Он не хочет сдаваться, пытается поддерживать ритм, но все реже и реже попадает в него. К тому же лица зрителей начинают медленно расплываться. Он уже ничего не видит, и… наступает полная темнота… Но продолжается это недолго, так как вскоре вдали появляется какая-то светлая точка. Настойчиво разрастаясь, она порождает всё более яркий свет, и Григорий опять видит ликующую Москву, но уже… с высоты. В голове – полная ясность. Чувство абсолютной свободы наполняет всё его существо. Григорий пытается вспомнить Божену. «Если бы рядом была она!» И сразу же перед ним возникает такая картина: Божена сидит на кровати и грудью кормит ребенка. Кравцов с радостью наблюдает, как тот чмокает пухлыми губками. Некий голос подсказывает, что это его ребёнок. Григорий хочет узнать: девочка или мальчик? Но ответа не слышит, так как внезапно видение исчезает, и он вновь оказывается в окружении москвичей. «Но, почему они смотрят на меня сверху?» Только теперь он понимает, что лежит на… тротуаре. «Значит, что-то случилось со мной?» Медленно поднимается и с чувством неясной вины оглядывает столпившихся вокруг москвичей. Одна из женщин участливо спрашивает: – Как себя чувствуете, молодой человек? Говорите – я врач. Может быть, вызовем скорую? – Нет, скорой не нужно. Мне уже лучше. Я несколько месяцев пролежал в больнице и, видно, при пляске перенапрягся. При выписке врач предупреждал меня, а я вот его не послушался. – Так может, вернешься в больницу? – Но у меня же билет на поезд. Кравцов замечает часы на руке врача. – Который час?! Та отвечает. Григорий спохватывается: – Ну, мне пора. Как бы ни опоздать на поезд. – И смотри, – предупреждает вдогонку врач, – больше никаких физических перегрузок! – Спасибо вам за заботу! – уже издали кричит он в ответ...
Пассажирский поезд мчится по российским просторам. Снизу доносится размеренный стук колес. В такт ему раздаётся протяжный гудок паровоза. И всё это вместе звучит как аккорд какого-то радостного музыкального произведения… В общем вагоне возле окна читает газету одноногий молодой мужчина с орденами и медалями на груди. Рядом стоят его костыли. Напротив него, у окна, прислонившись головой к стене, дремлет Григорий Кравцов. С собой у него лишь небольшая сумка с вещами. Возле него сидит пожилая женщина. На плечи накинута темная в клеточку шаль. Стук колес замедляется. Женщина поправляет шаль – видно готовится к выходу. Поднимается и одноногий солдатик. Приставляет костыли под мышки и медленно бредёт к тамбуру… Дернувшись, состав останавливается. Женщина теребит Кравцова: – Молодой человек, проснитесь. Соколинск! – Спасибо, мамаша, – благодарит Григорий и смотрит в окно. А за ним – знакомый вокзал и перрон весь запруженный только что приехавшими пассажирами. В основном это мешочники, вернувшиеся из похода за продуктами по смежным деревням и селам. Вспоминает: «Отсюда начался мой трудный вояж по заграницам». В его сознании возникает двоякое чувство: радости – от возвращения и грусти – от неизвестности: живы ли мать и отец? Он пытается поскорее выйти, но безногий уж очень медленно спускается со ступенек. Так что вагон Григорий покидает последним... Ступив на родную землю, с интересом осматривается. Все приехавшие направляются к выходу в город, отчего на перроне становится всё меньше и меньше народа... Вокруг всё знакомое, как и было несколько лет назад. Но все равно что-то не так. Наконец понимает: нет никакой боязни, что тебя арестуют немцы. Да и люди свободно ведут себя. Женщина с ребенком на руках беседует с железнодорожником. Кто-то кого-то встречает. Объятия. Поцелуи. В стороне прохаживается какой-то военный. Работник вокзала катит тележку загруженную багажом. Повсюду шныряют оборванные мальчуганы: выпрашивают милостыню у приезжих… Кравцов направляется к выходу в город. «Скорее домой». Не сразу он обращает внимание на торопливые раздающиеся сзади шаги – будто кто-то его догоняет. И вдруг слышит знакомый голос: – Гриша! «Неужели кто-то узнал меня?» – первое, что мелькает в сознании. На полушаге он поворачивается и видит перед собой военного. – Гриша! Сынок! – расставил тот руки. Не сразу Григорий узнаёт в нем отца. Видно смущает военная форма полковника. «Но это же голос его! Родного отца!» И Григорий бросается к нему в объятия: – Папа! Папа!.. Слезы счастья и радости застилают обоим глаза. И не нужны теперь никакие слова. Главное, что теперь они вместе… Первая волна нахлынувших чувств постепенно ослабевает. Не стесняясь, оба торопливо протирают глаза, с удивлением рассматривают изменившиеся лица друг друга. – А где же мама? Что с ней? – первое, что произносит Григорий – Да жива она, Гриша, жива, – торопливо отвечает отец. – Дома. Ждёт нас. У летней печки хлопочет – готовится к встрече с сыном. – А почему же она не пришла на вокзал? – Переживает очень... У мамы сильно расшатаны нервы. Как бы на вокзале ей не похужало. Поэтому я и пошел на встречу один. А ты, я смотрю, уже стал настоящим мужчиной. Мать сразу тоже тебя не узнает. Помнит небольшим пареньком, а ты уже вон какой вымахал… Они выходят на привокзальную площадь. – Спасибо, папа, что встретил меня. Но, как ты узнал, что я приеду именно этим поездом? – Отлично сработала моя разведка, – шутит отец. Сын тоже не остается в долгу. – Не замешан ли здесь капитан Свиридов? Такие слова удивляют отца. – Оп-па, что ты знаешь, сынок!.. Конечно, замешан. Но об этом и обо всем другом давай поговорим уже дома. Они подходят к армейскому «Виллису» и располагаются на заднем сидении. Шофер тут же трогает машину с места...
Как и перед началом войны, над Соколинском парит ястреб. У «Виллиса» хлопочет водитель. От реки по огородной тропинке поднимаются к дому отец и сын Кравцовы. На голых спинах накинуты полотенца, в руках – одежда… – Ну, как вода? – высунув голову из под капота, спрашивает шофер. – Удалось искупаться? – Нет, – отвечает Василий Сергеевич. – Вода ещё очень холодная. Просто освежились немного. Григорий восторженно добавляет: – А как много развелось в реке рыбы! Видно некому было ловить… Из дома выходит хозяйка. – Ну, что, герои, побоялись купаться? Ладно. Быстренько одевайтесь, сейчас буду ко |