|
… немцев. Ещё раз прощай наш герой. Жду тебя в гости после войны.
Лесник Клоца просит Григория: – Приезжай к нам, сынок, после войны. Ведь ты нам теперь как родной. Желаю скорого выздоровления. – Приеду. Обязательно, – обещает Кравцов. – Вот только немного поправлюсь. Ведь я перед вами в большем долгу. Подходит Рада. – Прощай, Григорий, – говорит она с грустью. – Мы, словаки, никогда тебя не забудем… Все покидают салон. Остается только Божена. Кравцов осторожно берет её за руку, слегка прижимает к щеке и нежно целует. Говорит слабым голосом: – До свиданья, Божена. Я очень люблю тебя. Если выздоровею, то мы обязательно встретимся! Летчик торопливо оглядывает салон. Обращается строго к Божене: – Покиньте немедленно самолет! Срочно взлетаем! Она целует Григория в губы. – Гриша, любимый, прощай! Божена выходит, дверь салона захлопывается, и начинают раскручиваться винты самолета. Ревут моторы. Короткий разбег и машина взмывает в небо. А вслед удаляющемуся самолету приветливо машут десятки рук провожающих...
В воздухе полное преимущество наших летчиков. Особенно донимают немцев штурмовики: не пропускают ни одну наземную цель. Замаскированные зеленью леса, к дерзкой атаке приготовились танки. В окопах притаилась пехота, готовая к броску на врага. А сзади неё – в глубине разнолистного леса сосредоточилась кавалерийская часть с задачей: пройтись по сельским тылам противника. У стереотрубы командного пункта стоит командир наступающего армейского корпуса. Рядом с ним поглядывает в бинокль Василий Сергеевич Кравцов. Здесь же – старшие офицеры танковых, артиллерийских и авиационных частей, приданных царице полей – пехоте. Наблюдая за боевой обстановкой, Кравцов размышляет: «Наконец-то во второй половине войны мы стали воевать не числом, а умением. Что же случилось? Может быть, немец пошел не тот, или мы стали умнее? Да и оружия всякого стало вдоволь. Теперь командиры дорожат каждым солдатом – не бросают бездумно в штыковую атаку. Видно нас научили большие людские потери, понесенные нами в первые годы войны. Тогда на одного убитого немца приходилось до десятка наших солдат. А теперь уже немцы намного перегнали нас по потерям». Над командным пунктом в сопровождении истребителей пролетают советские бомбардировщики. Авиационный офицер восторженно комментирует: – Наши пошли! Тем временем, выискивая наземные цели, над окопами и траншеями немцев продолжают хозяйничать советские штурмовики – не дают противнику ни минуты покоя. Командир корпуса обращается с вопросом к полковнику: – Волнуетесь, Василий Сергеевич? Скоро Соколинск будет наш. С кем пойдете? С пехотой или с передовым танковым десантом? – С танкистами, – уверенно отвечает тот. – Все-таки с ними. Я вас понимаю. Хотите въехать в Соколинск на танковой броне?! Я бы тоже так поступил. В бой вступает советская артиллерия. С края на край немецкой обороны перекатываются взрывы артиллерийских снарядов… – Скоро и мы пойдем, – говорит командир механизированной пехотной дивизии. Радист передаёт трубку Кравцову. – На проводе третий. – Василий Сергеевич! – раздается знакомый голос. – Немедленно приезжайте! Танкисты ждут вас! Кравцов торопливо прощается со всеми присутствующими. – Ну, мне пора. – Желаю успеха, – улыбается командир армейского корпуса и просит Кравцова: – Василий Сергеевич, вы знаете хорошо Соколинск. Подскажите моему интенданту, где лучше расположить штаб нашего корпуса. – Обязательно подскажу, товарищ командующий. Вместе с офицером-танкистом Кравцов покидает командный пункт…
Дед Ермилий сидит возле растопленной печки и подкладывает в неё дрова. На плите что-то кипит в кастрюле. Дверь широко распахивается, и в комнату вбегает Сашко. – Деда! Деда! – кричит радостно внук. – Скорее иди во двор! Наши вот-вот здесь будут! Внук исчезает за дверью, а Ермилий начинает метаться по кухне. Заглядывает в зеркало, вмазанное в стенку печи, плюёт на ладонь, несколько раз торопливо проводит по растрёпанным седым волосам и спешит к выходу. Сашко ждёт его на крыльце. Слушает, как из-за города доносится мощная артиллерийская канонада. Появляется дед. – Где наши?! – запыхавшись, спрашивает он у внука. – Слышишь, деда, стрельбу?! – возбужденно говорит Сашко. – Это наши за городом немцев бьют! – Гарна музыка! – соглашается дед. – Аж до сердца доходит! Наконец басурмане получат то, что давно заслужили. Как прекрасную музыку, дед и внук слушают звуки артиллерийского боя…
Сквозь распахнутое окно к орудийным залпам со страхом прислушиваются и супруги Лисовские. Хозяин с силой захлопывает оконную раму. – Идут! – говорит он со злостью и направляется к письменному столу. Резко выдергивает нижний ящик, нервно копается в нем. Находит советский паспорт. Открывает его. На фотографии изображен он сам, но имя, фамилия и отчество изменены. Читает вслух: «Веселовский Станислав Александрович». Недолго задумывается, затем хлопает створками паспорта и нервно засовывает его в боковой карман пиджака. «Хоть и фальшивый, но может ещё пригодиться». С шифоньера достаёт чемодан и начинает торопливо укладывать вещи…
Советская кавалерийская часть со свистом и гиканьем входит в село Поддубицы. Односельчане восторженно встречают освободителей. Среди них Елена Григорьевна, родители мужа, а так же постоялец Слава. Но кто он теперь такой – никому не понятно: бывший солдат или бывший пленный? Тем не менее, он тоже радуется приходу советских солдат. Сердце Кравцовой переполнено радостью. С удивлением замечает, что вместо ромбов и шпал в петлицах на плечах кавалеристов – погоны. «Как же так получилось? Почему у них царские знаки отличия?..» Кавалеристы, а это в основном молодые мужественные ребята, отлично смотрятся на упитанных лошадях. К крупу почти каждой лошади приторочены вьюки с оружием – от автоматов, карабинов и пулеметов до противотанковых ружей и ротных минометов. Несколько упряжей катят небольшие орудия, снарядные ящики и походные кухни… «Какая отличная экипировка и подтянутость кавалеристов! – восторгается Елена Григорьевна. – Как красиво! А какими изможденными, голодными и деморализованными отступали наши солдаты». Кавалеристы размещаются по сельским хатам. В доме стариков Кравцовых останавливаются офицер с адъютантом и два солдата. Лошадей они поят у колодца. С разрешения хозяина дома дают им сено. Умываются холодной водой. По-молодецки полотенцами растирают разгоряченные молодые тела и идут в дом. Садятся за стол. Адъютант достает из вещевого мешка несколько банок американских мясных консервов. Называет их «Вторым фронтом». Разъясняет по этому поводу: – Как мы все ждали, что скоро на западе американцы откроют второй фронт. Но вместо этого они нам прислали консервы, да и те с непонятным сроком хранения. Один из солдат уточняет: – Так, наверное, и… не бесплатно? – Это уж точно, – соглашается адъютант. – Ведь как ни крути – они же капиталисты... А деньги для них самое главное. Простые же люди уже потом, в десятую очередь… – Ну и черт с ними, с этими американцами, – чертыхается офицер. – Хоть так помогли нам немного… Скрывая улыбку, солдат добавляет: – Так что вместо второго фронта теперь мы закидаем противника пустыми консервными банками! Все от души смеются. Консервы разогревают на полыхающей жаром печке. Кравцовы ставят на стол всё то съедобное, что растет у них в огороде… За обедом кавалеристы выпивают фронтовые сто грамм. «За победу!». Тихо беседуют… Елена Григорьевна спрашивает: – Не встречалась ли вам фамилия мужа? Кравцов он. В сорок первом он был полковым комиссаром. – Это серьезная военная должность, – комментирует офицер и обращается к адъютанту: – Егорыч! Ты чаще всех бываешь в соседних частях. Хорошенько подумай. Может, слышал такую фамилию? Прежде чем дать ответ, тот смачно хрустит огурцом и поправляет усы. – Оно, конечно, бывает всякое. Только слышать не значит знать. – Так слышал ты или нет? – допытывается офицер. – Не подходят они. Один – повар, а другой – командир дивизии. Елена Григорьевна не отступает. – А как их звать, знаешь?! – Повар – Илья, а комдив, кажется, Ва-ва-лентин или Ва-ва-силий. – Может, Василий Сергеевич? – подсказывает Кравцова. – Кажись, всё же так, – неопределённо отвечает тот. – Точно не помню. – А как он выглядит? Егорыч остужает любопытство Кравцовой. – Так я не видел его. – Тогда откуда ты его знаешь? – вмешивается офицер. – Другие о нем говорили, что это боевой командир. В сознании Кравцовой вспыхивает надежда. «Конечно, это он, мой Вася! Он всегда был одним из лучших командиров в частях, в которых служил! Это он! Он!..» На послеобеденный отдых кавалеристы стаскивают сапоги и ложатся на пол, укрытый старой одеждой хозяев…
Город Соколинск. По улицам вперемежку движутся остатки отступающих немецких частей: бронетранспортеры, автомашины, солдаты, телеги... Из здания фашистской комендатуры немцы торопливо вытаскивают тюки, ящики и чемоданы. Все это складывают в кузов грузовика с высоким брезентовым тентом… На крыльце появляется Густав Краус со своей секретаршей. Следом выходят его адъютант и охранник. У всех в руках чемоданы и дорожные сумки. Охранника вместе с его багажом он сразу отправляет в автофургон. Остальные вещи укладывают в багажник легкового автомобиля. Комендант покрикивает на адъютанта: – Шевелись быстрее! Русские уже на окраине города! Наконец багажник захлопнут, и все спешно садятся в автомобиль. Комендант с любовницей располагаются на заднем сидении, а адъютант – возле шофера. Машина ещё не успевает отъехать, как с чемоданом в руках подбегает Лисовский. Становится на подножку и бесцеремонно пытается расположить чемодан на заднем сидении. – Можно я с вами? – виновато улыбается он. Краус резко его отчитывает: – Куда ты лезешь, скотина?! Ты что, слепой! Не видишь, что все места уже заняты? Иди, в грузовик садись! Лисовский бросается к отъезжающему автофургону, на ходу забрасывает в него чемодан и забирается сам…
Поддубицы. Ранним утром раздается настойчивый стук в окно дома Кравцовых. Все просыпаются. – Срочное построение! – доносится с улицы. Кавалеристы второпях одеваются, прихватывают винтовки и сабли и выбегают во двор. Там они вскакивают на лошадей и куда-то мчатся… Возвращаются все усталые, но довольные. Утром за завтраком офицер рассказывает хозяевам: – Наши кавалеристы перехватили на тракте, что за вашим селом, заблудившуюся группу немцев и всех порубали. Мы их хотели взять в плен, – пытается он оправдаться, – но немцы первыми открыли огонь и погиб наш солдат. После этого я не мог удержать ребят. – Да вы их не осуждайте, – просит Елена Григорьевна. – Уж очень много горя и слёз немцы принесли на нашу землю. Вот теперь и расплачиваются… Внимание офицера привлекает Слава в солдатской форме. – Это ваш сын? – обращается он к Кравцовой. – Нет. Это наш постоялец. Слава его зовут. А сына немцы насильно увезли в Германию на работу. – Сколько же лет тебе, Слава? – спрашивает офицер. Ответ звучит бодро: – Да скоро уже стукнет двадцать один. Немцев уже прогнали, так что завтра пойду в Соколинск. И в военкомат зайду – стану на военный учет. – Это ты правильно сделаешь, – говорит одобрительно офицер. – Идет война. Сейчас каждый солдат на учете. А почему на тебе солдатская форма? Надеть больше нечего? Тот смотрит вопросительно на хозяйку. Та отвечает: – Так этому парню нужно как-то помочь, потому как его я из плена вызволила. Признала за родного сына. Вот немцы и отпустили его из концлагеря. Офицер недовольно: – Значит, добренькими немцы прикинулись? А то, что они напали на нашу страну и уничтожили уже миллионы людей, так это уже и не в счет? В разговор вмешивается Елена Григорьевна. – Да вы не волнуйтесь так, – обращается она к офицеру. – Не по своей же воле Слава попал в такой переплет. Так вот случилось. Что же теперь ему делать? Он так ждал прихода своих. Помогите ему. Офицер некоторое время молчит, собирается с мыслями. Наконец говорит: – У него теперь есть только два выхода. Первый, успешно пройти политбеседу в спецчасти: доказать, что в плен добровольно он не сдавался и присяги не нарушал. Это официальная часть. От этого будет зависеть, куда потом направят его: на фронт или в Сибирь… – За что же парня в Сибирь? – удивленно произносит Елена Григорьевна. – Ему воевать нужно. Немцев бить. А его зачем-то – в Сибирь. Странно как-то все это. Офицер тут же парирует: – А кто может за него поручиться, что не по доброй воле он оказался в плену и присяги не нарушал? Это очень серьезное дело. И таких, как он, было много в начале войны. Кто прятался, а кто и сам добровольно шел к немцам с поднятыми руками. Вот мы и профукали начало войны, позволили немцам дойти аж до самой Москвы и захватить всю Белоруссию и Украину. В итоге Советский Союз оказался на несколько лет отрезанным от боеспособных людских резервов этих республик. И только вовремя подоспевшие сибиряки и уральцы отстояли нашу столицу. Так что до полного освобождения Украины и Белоруссии мы, русские несколько лет сражались с немцами один на один и победили. А вы спрашиваете: зачем отправляют пленных в Сибирь?! Да потому, что многие сдавались без боя! Елена Григорьевна пытается сгладить канву разговора. – Так, может, мы сами спросим его: как он оказался в плену? Офицер пожимает плечами. – Спрашивайте, если хотите. Так он вам правду и скажет. Ответ постояльца поражает своей искренностью: – Начало войны я встретил в летнем военном лагере. Оружия у нас никакого не было. В основном занимались теорией и тактикой боя. Все шло своим чередом. Никто даже подумать не мог, что немцы нападут на нас неожиданно. И вдруг один воздушный налет, другой. Всё перемешалось: живые, раненые и убитые… Все это случилось в такую рань, когда мы все ещё спали. Но так как немцы нас захватили врасплох, то никто даже подумать не мог, что война началась, так как все время нам говорили, что это немецкая провокация. А тут подоспела и другая беда – немцы окружили наш лагерь. Что делать? Оружия нет, даже не было чем застрелиться. Вот так мы все и оказались в плену, даже ни разу не выстрелив. Считаю, что в этом вины моей нет. А то, что я хочу и желаю бить немцев, так это чистая правда. Все видят, что парень взволнован и ничего на ходу не придумывает. И Кравцова идет ва-банк. Спрашивает офицера: – Ну, а какой же второй вариант? Тот поворачивается к адъютанту. – Так это сейчас мы у Егорыча спросим. Кому передана лошадь убитого кавалериста? Адъютант удивленно: – Но вы же ещё никого не назначили. Вот мы все за ней пока и присматриваем. Офицер продолжает: – Так что, Егорыч, можешь забирать этого парня. Потом официально оформим. И растолкуй ему, как нужно сидеть в седле, ухаживать за военной лошадью, стрелять на ходу и саблей владеть. – Это уж обязательно, – привычно крутит тот ус. Офицер обращается к Славе: – Ну, а ты то сам, как? Управишься с лошадью? Тот улыбается. – Так ведь ещё до армии я помогал отцу запрягать лошадей. Люблю я их очень. – Вот видишь, Егорыч, тебе повезло. Постарайся сделать из этого парня хорошего кавалериста. Да и я помогу. Слава встает, руки по швам. – Спасибо, товарищ старший лейтенант. Служу Советскому Союзу!.. Кравцова говорит с восхищением: – Какие у вас все боевые ребята! Откуда вы? Офицер с гордостью: – Так мы же потомки Оренбургских казаков. Да и сам Емельян Пугачев из наших. Так что нам отваги не занимать. Лошадь любить, стрелять и саблей рубить мы учимся с детства. Вот и немцев мы тех, шутя порубали. А ведь у них были винтовки… Слышен призывный звук походной трубы – сигнал к всеобщему сбору. – По коням! – звучит команда.
По Соколинску движутся советские танки. Один останавливается у дома Лисовских. Полковник Василий Кравцов и два солдата спрыгивают с брони, распахивают калитку и вбегают во двор. Входная дверь не заперта, и все трое с шумом врываются в дом… Тщательно обследуют комнаты... Никого. Лишь со стороны печи доносится какой-то странный приглушенный звук – будто кто-то выстукивает морзянку. Один из солдат прислушивается и идет на звук – ищет, откуда тот раздается. «Кажется, вот отсюда», – заглядывает он на лежанку. На ней груда одежды трясется, как в лихорадке. Стволом автомата солдат осторожно приподнимает тряпье и под ним обнаруживает, до смерти перепуганную жену Лисовского. – Здрасьте, мадам, – наигранно вежливо говорит солдат. – Ну-ка, быстренько слазим. Продолжая дрожать, та закрывает лицо руками, трясет головой и начинает истошно кричать: – Не надо! Не надо меня убивать! Я не виновна! Он сам захотел быть редактором!.. Подходит Василий Кравцов, узнает хозяйку и пытается успокоить её: – Перестаньте кричать. Никто не собирается вас убивать. Лисовская вытирает лицо руками и умолкает. – Вот так-то оно будет лучше, – спокойно говорит полковник. – Вы не нужны нам. Лучше скажите, где ваш муж Зигмунд Лисовский? Всхлипывая, та отвечает дрожащим голосом: – Ска-а-зал, что по-о-шел в ре-е-дакцию. Пока Лисовская хлюпает носом, Кравцов приказывает солдатам: – В редакцию! Быстро! Все выбегают на улицу. – Куда теперь? – спрашивает танкист у полковника. – Прямо до перекрёстка, а там… налево! – показывает Василий Кравцов и взбирается на броню к солдатам.
Продолжение » |