… напьется.

– Это как скажете, – скромно отвечает солдат. – Если близко река, то собака потерпит.

Офицер вытирает вспотевший лоб.

– Да и нам бы попить что-нибудь. А то потеряли много воды.

Солдат отзывается:

– Да и у меня спина мокрая.

– Но долго нам сидеть здесь нельзя, – делает замечание унтер, – а то уже Солнце близко к закату. Так что давай поторопимся. Как бы не пришлось по темноте возвращаться. А главное нужно скорее догнать беглеца пока он не успел переплыть на тот берег.

Отдыхают они недолго и вскоре покидают загадочный домик. Солдат дает собаке понюхать, всё тот же носовой платок. Пес быстро находит след, и преследователи продолжают погоню…

 

 

С рюкзаком за спиной Кравцов продолжает идти на восток. Иногда останавливается, сверяется с компасом. Неожиданно путь преграждает река. Недалеко в стороне виднеется мост. По нему беспрерывно движутся люди, автомобили, конные упряжи и ручные повозки.

«Что же делать? – рассуждает Григорий. – Как же форсировать эту реку?»

Некоторое время он ходит вдоль берега. Взгляд останавливает то на реке, то на мосту. Кравцов спускается поближе к воде. Присаживается, рукой пробует воду. «Не очень холодная. Если пойти через мост, то, как бы, не задержала охрана. Конечно вода безопасней, но мокнуть не хочется. Как же мне поступить? Плыть через реку или двинуться к мосту?..»

 

 

Преследователи подходят к реке. Ральф рыщет вдоль берега – ищет утерянный след. Наконец останавливается и припадает к воде, жадно пьет. Затем подбегает к солдату, смотрит беспомощно на него и скулит, будто просит прощения. Тот ласково гладит его.

– Всё хорошо, Ральф, хорошо, успокойся.

Преследователи усаживаются на берегу и с любопытством смотрят на далекий противоположный берег.

– Ну что, как будем форсировать эту реку? – обращается офицер к солдату.

– Да, как скажете, – уклончиво отвечает тот. – Мне все равно. Хотя поздно уже, да и платок того парня может намокнуть, а такой Ральф не возьмет.

Офицер добавляет:

– Может, на том берегу и следа-то нет, а беглец на машине уехал, – кивает он в сторону моста.

– А кто его знает? – отвечает солдат, – наверно, придется нам возвращаться ни с чем.

Унтер бурчит недовольно:

– Ну, тогда пошли к мосту, снимем попутку и поедем домой. Надоела мне эта погоня.

– Так, может, сначала нам искупаться? – предлагает солдат.

– Да что-то не хочется, – отказывается офицер и укладывается на траве, – а ты, если хочешь, купайся.

Солдат раздевается и с разбега прыгает в воду, с удовольствием фыркает, плещется вдоволь… А тем временем офицер рассуждает: «Ничем закончилась наша погоня. Фрау Краус будет мной недовольна. Но аппетитная очень бабёнка... Нельзя её упустить… Что же сказать ей, чтобы поверила? Как перед ней оправдаться?»

И пока солдат одевается, офицер настойчиво ищет ответ на эти вопросы. Идея у него возникает внезапно. Он мысленно улыбается своей находке: «Пожалуй, я так и сделаю. Не хочется  терять отношения с такой красивой соблазнительной женщиной».

 

 

Пропускной пункт на сельской дороге. Возле шлагбаума стоят два вооруженных немца в гражданской одежде – дорожный патруль. По лицам их видно, что возраст призыва у них давно кончился.  

Подходит третий патрульный – тот ещё не дорос до призыва. Всех троих объединяет одно – получить продуктовый паек и заработать немного денег.

– А почему нас так срочно вызвали? – интересуется молодой. – Кого ищем на этой пустынной дороге?

Кто-то из старших бурчит недовольно:

– Так поступила заявка, что какой-то парень сбежал от какой-то фрау. Русский он. Из-за него и разгорелся весь этот сыр-бор. Так что не повезло нам сегодня – придется стоять здесь всю ночь.

– А мне не повезло вдвойне, – жалуется молодой.

– Это как же?

– Так свидание с девушкой сорвалось.

– Да, – улыбается самый старший, – много ты потерял.

Другой дополняет его:

– Ничего! Не отчаивайся! У тебя впереди еще много будет хороших свиданий, если кончится эта война и останешься жив.

Разговор прерывается, так как к шлагбауму приближается автомобиль. В кузове обтянутом брезентовым тентом, виден Григорий Кравцов. Машина замедляет ход, и он припадает к прорези в нем. «Что же там впереди?» Уже совсем близко шлагбаум, перегородивший дорогу.  «Что делать? Как выкрутиться  из такой ситуации?»

Машина резко замедляет ход и прежде чем она останавливается, Григорий ловко выпрыгивает из неё. Сначала прячется за колесами, а затем скатывается в заросший густым бурьяном придорожный кювет. Лежит в нём тихо, не шевелясь.

Старший патрульный подзывает шофера и требует предъявить документы. Его пожилой напарник готовится поднять шлагбаум, а молодой для порядка – заглядывает в кузов машины. Но там – никого. И он громко кричит:

– Чисто!

Старший возвращает документы шоферу и дает отмашку тому, что стоит у шлагбаума:

– Открывай!

 И пока шофер влазит в кабину, Григорий вновь проявляет свою сноровку: под шум мотора он так же ловко запрыгивает обратно в кузов.

Словно оберегая его, автомобиль едет все дальше и дальше без остановок, и всё на восток. Для Кравцова это удача. Только к вечеру машина съезжает с дороги куда-то в сторону, и Григорий покидает её.

 

 

Поместье Краусов окутано дымкой раннего утра. Знакомого офицера Фрау встречает с улыбкой. Тот козыряет и лихо докладывает:

– Фрау Краус! Я нашел вашу пропажу!

– Ну, и где же он?! – с радостью восклицает она. – Вы привели его?

Офицер неестественно мнется:

– Понимаете, я не смог его взять с собой, так как сейчас он… в полиции. Они сами задержали его на окраине города.

– Я так и знала! – горестно всплескивает руками фрау. – Решил убежать! Разве ему было плохо у нас?! Ох уж эти странные русские!.. 

Выговорившись, продолжает расспрашивать:

– А что говорит он? Сбежал почему?

Офицер остужает её:

– Свидание с ним невозможно, так как он под арестом. Хорошо ещё, что это дело не попало в гестапо. Мне с трудом удалось его отстоять.

– Так, может, мне попросить полицейских, чтобы те вернули его? Ведь он моя личная собственность.

Унтер продолжает бессовестно врать в том же духе:

– Ничего не выйдет. Об этом я с ними уже говорил. Обещали, что скоро отпустят.

Фрау заискивающе смотрит офицеру в глаза:

– Ну, что же, я верю вам. Будем считать, что просьбу мою вы выполнили. Теперь дело за мной. Сколько возьмёте за хлопоты?

Тот отвечает с намёком:

– Ваше ко мне внимание дороже всего.

Разыгрывая смущение, Фрау недолго мнётся…

– Ну, тогда давайте я угощу вас прекрасным французским вином.

Она подходит к буфету и открывает его. А там, на полках, разнообразие вин.

– Пожалуй, вот эта, – достает она бутылку в плетеной корзинке.

Наполнив бокалы, они выпивают врастяжку и искренне хвалят напиток. Но на этом дегустация не заканчивается. Фрау не дает пустовать бокалам... Достаточно разогревшись, она, наконец, произносит то, что ожидает унтер:

– Ну, что же стоим мы? Давайте присядем, поговорим, – указывает она на диван. Садится сама и за руку тянет к себе офицера…

 

 

Советский полевой аэродром двукрылых самолетов У-2. Перед выстроившимися в шеренгу летчицами командир зачитывает приказ:

«…Первому звену ночных бомбардировщиков провести поиск и уничтожить немецкие военные автомашины в Соколинске, Россошанске и в Перелесках. Вылет ровно в 21-00. К этому времени техникам подготовить три самолета к вылету и восполнить боекомплект бомб, противотанковых гранат и патронов для крупнокалиберных пулемётов. Командующий полком ночной бомбардировочной авиации подполковник Сырников».

– Вопросы есть?!

В ответ лишь молчание.

Командир улыбается.

– Тогда  «Вольно»!..  А теперь сообщу вам приятную новость – обводит он лётчиц загадочным взглядом. – Товарищи женщины, а также девушки, если есть таковые! Немцы по достоинству оценили вашу ночную работу: присвоили вам почётное звание «Ночные ведьмы»! – торжественно восклицает он.

– У-р-р-а!!! – в восторге летчицы бросаются друг к другу в объятия.

– Да, видно, здорово вы их допекли! – радуется командир. – Так держать!..

 

 

Лесная тропинка приводит Кравцова к небольшой деревушке утопающей в зелени. Аккуратные домики строго расставлены по точно выверенным квадратам. Рядом с ними расположены такие же небольшие сарайчики. Кругом тихо, даже собаки не лают. Кажется, что для жителей этой деревни войны и вовсе не существует. «Что же делать: рискнуть и пройти сквозь деревню – так ближе или лучше её обойти?»

Но так как солнце уже на закате, он решает ночь скоротать в каком-либо деревенском сарае. Одно его беспокоит: «Как бы кто не увидел меня. А то объяснить будет трудно, что я тут делаю, кто и откуда я. Да и, может, найдется что-нибудь пожевать»

Кравцов выбирает сарай, стоящий на отшибе деревни – чтобы собак не спугнуть. Пробирается к нему огородами. Двери оказываются почему-то не запертыми – на одной лишь петле висит раскрытый амбарный замок.

Григорий осторожно входит в сарай, и перед ним открывается его странное внутреннее убранство: бочка, наполненная водой – наверное, на случай пожара, дрова, какая-то старая мебель – стол, стулья, диванчик и сундучок. В стороне валяется куча старой одежды, а у противоположной стены виднеется открытая деревянная ляда погреба. В его глубине мелькает слабенький огонек, и доносятся какие-то шорохи – вроде как там кто-то есть.

Григорий заглядывает в него. В тусклом сиянии обычной свечи видна женщина. Не разобрать какого она возраста. И вдруг источник света начинает медленно подниматься. Первая мысль: «Скорее покинуть сарай». Но огонек уже близко, и Кравцов прячется среди мебели – сидит тихо, старается не выдать своего присутствия. Женщина закрывает ляду, покидает сарай и закрывает за собой дверь. Отчего, внутри наступает почти абсолютная темнота, лишь слабенький лучик лунного света проникает сквозь, расположенное высоко над дверью маленькое окошко, зарешеченное железными прутьями. И вдруг – о, ужас! – она защелкивает за собой наружный замок.    

«Попался!» – мелькает в мыслях Григория. От злости он всем телом наваливается на дверь, но та, ни в какую не поддается. «Что же делать?»

Григорий пытается успокоить себя. «Хотя это, может, и к лучшему. До утра никто сюда не зайдет. Да и в погреб лезть в темноте бессмысленно. Но сначала мне нужно выспаться, а утром придумается что-нибудь».

 

 

Вечереет. Соколинск медленно погружается в непроглядную темноту, и наступает самое неприятное – комендантский час. Нигде – ни огонька, и абсолютная тишина, только изредка где-то лают собаки.

Неожиданно, а вернее, как по заказу, в мертвую тишину вплывает назойливый гул советского двукрылого самолета. К городу он приближается на большой высоте. Размеренный рокот мотора еще звучит далеко за городом, а все жители, да и немцы уже тихо сидят в погребах и в щелях, вырытых в огородах.

И тут наступает самое интересное – летчица выключает мотор, и машина начинает бесшумно планировать. Но снизу, с земли самолет не только невидим, но и не слышен. Лишь тихое «ш-и-и-и…»  доносится сверху, когда он пролетает над головой. Однако на этом воздушные фокусы не заканчиваются, так как вскоре в небе вспыхивает магниевый источник света, медленно опускающийся на маленьком невидимом парашютике. В миг вокруг становится светло, как днем, хоть газеты читай…

Поэтому этот источник света становится главным врагом для немцев: с земли самолёт не виден, а перед летчицей весь город, как на ладони. Небо сразу озаряется светлыми пунктирами пуль, тянущихся к маленькому фонарику, на который и смотреть невозможно, так как слепит глаза. Так что прицельно стрелять в него – пустое занятие.

«Кукурузник» – как в войну прозвали эти двукрылые самолётики – кружась над городом с выключенным мотором, может подолгу высматривать внизу добычу: танки, бронетранспортеры, автомашины, стоящие во дворах и на улицах – выбирай любую цель. И тогда для немцев наступает игра «в угадайку»: на какие машины посыплются  противотанковые гранаты и бомбы? Часто к взрывам добавляется и грозный треск крупнокалиберных пулемётов. Но пулеметчице не разобрать кто внизу: наш человек или немец. Поэтому во время бомбёжки жители стараются не высовываться из укрытий.

Но иногда верх берут отвага и не вполне оправданное любопытство. Вот и Сашко во время одного из таких налетов стал искать в темноте пролетающий над ним самолет. «Хоть и с бомбами, но он же наш, советский!» Но сверху стучит пулемет, и в двух шагах перед ним пули вспучивают земляные фонтанчики. Всё происходит так быстро, что он едва успевает понять: «Ведь меня же могли убить!»

Но на этом странности женской бомбежки ещё не заканчиваются, так как следом раздается взрыв в одном из соседних дворов. Утром уже выясняется, что недалеко от дома деда Ермилия была уничтожена передвижная немецкая радиостанция, а в центре города – несколько автомашин.

Но проходит немного времени и вновь раздается знакомый рокот советского самолета. Но на этот раз он доносится далеко из-за города. Его гул постепенно стихает, и Сашко направляется в дом, открывает крышку погреба и с радостью сообщает Ермилию и Елене Григорьевне:

– Всё! Бомбёжка закончилась! Самолёт улетел! Выходите!

Они покидают подполье, зашторивают плотно окна и зажигают фитиль керосиновой лампы. Спать никому сразу не хочется, и начинаются длинные разговоры на различные темы. Самая главная: «Когда же кончится эта война?»

Подперев задумчиво голову, Кравцова сидит за столом.

– Меня, наверное, немцы ищут, – говорит она тихо. – Поэтому больше мне оставаться у вас нельзя. Завтра же пойду к своим, в Поддубицы. А то, наверное, они потеряли меня?

– Как же пойдешь ты? – волнуется дед. – Тебе же ещё тяжело ходить.

– Так мне уже лучше. Да и вас боюсь подвести. Может, перехвачу того старичка из Подгорок, что подвез тогда меня с сыном. Вот с ним и поеду.

В разговор вмешивается Сашко.

– И мне нельзя на глаза попадаться немцам. Ведь я же сбежал с эшелона. Да и тетю Лену одну оставлять нельзя. Так что пойду вместе с ней. Поживу какое-то  время в деревне.

– Значит, бросаете старика одного? – грустно замечает Ермилий.

Внук успокаивает его:

– Мы тебя, дедушка, не бросаем. А вдруг немцы нагрянут – меня или тетю Лену будут искать? Да и тебя не помилуют.

Ермилий, наконец, соглашается:

– Ладно, Ступайте. Я это так, для порядка. Все равно надолго хозяйство без присмотра оставлять нельзя. А кто будет спрашивать, то скажу, что живу один и ничего не знаю.

 

 

Кравцов просыпается очень рано, как было заведено ещё в имении Краусов. Да и солнечные лучи спать не дают – настойчиво проникают в сарай сквозь окошко. «Поспать бы ещё. Но нужно вставать, пока никто не нагрянул в сарай. Только сначала загляну на минутку в погреб. Может, что из еды приглянется?»

Спускается. Кроме картошки, свеклы и морковки в подполье хранится несколько емкостей с засоленными огурцами, капустой и помидорами. Из всего продуктового изобилия Григорий берет лишь баночку с огурцами, несколько крупных морковок и немного картошки. «При случае можно испечь на костре».

Теперь его волнует главный вопрос: как выбраться из сарая? «А то могут застукать, как вора, да и в полицию сообщить. А это мне ни к чему». Несколько безуспешных попыток силой открыть или выбить дверь ни к чему не приводят.

«Значит, нужно менять тактику взлома», – размышляет он, осматривая дверь и замок. И вдруг замечает, что скобы дверных петель болтаются туда-сюда: видно, плохо прибиты гвоздями.

Решение приходит само собой. Путем неимоверных усилий, ему удается ножом разогнуть концы крепежных гвоздей. Затем следует несколько сильных толчков в дверь, и скоба вместе с замком вылетает наружу.

Григорий осторожно выглядывает из сарая. Никого. Но прежде чем двинуться дальше, он с силой вдавливает скобу вместе с замком на прежнее место. «Хозяева сразу не догадаются, что кто-то побывал в сарае».

 

 

Покачивая соблазнительно бёдрами, в кабинет Густава Крауса входит молодая красивая немка в военной форме – его секретарша. В руке у неё почтовый конверт.

– Опять от фрау Краус, – притворно капризно выговаривает она.

Но вместо конверта он привычным движением хватает её за руку и тянет к себе на колени. Но та не дается.

– Ну, что с тобой?! – комендант пытается её урезонить. – Что случилось?

– Нет, подожди! – продолжает она брыкаться. – Помнишь, мой дорогой, ты говорил, что с женой ты давно разошелся. Что я для тебя всех дороже. Почему же она продолжает писать тебе письма? Я ревную. Ты, наверно, меня обманываешь?!

Обер-лейтенант пытается успокоить ревнивую секретаршу.

– Ну, что ты! Перестань! Ты действительно лучше всех.

Кто из женщин устоит перед такими словами? И она соглашается.

– Ну, хорошо, дорогой, на этот раз я прощаю тебя.

Она привычно поддёргивает повыше юбку, сама бесцеремонно усаживается к нему на колени и начинает расстегивать блузку.

– Можешь потрогать меня… Где хочешь…

Краус взволнован прикосновениями к прелестным формам молодой женщины. В такие минуты он готов обещать всё что угодно, даже порвать отношения не только с  женой, но и со всем женским полом на свете. Со своей стороны та делает вид, что верит Краусу – позволяет ему запустить руку в одно из самых потаённых девичьих мест.

И пока тот изнывает от неги прикосновения, она подхватывает со стола конверт, ловко вынимает письмо и торопливо читает:

«Мой дорогой Густав! Что с тобой? Почему ты перестал мне писать? Я так соскучилась по тебе, по твоим ласкам и поцелуям. Я страдаю от одиночества и скуки. Когда же ты приедешь ко мне?! Ты ведь мне обещал! Я жду тебя! Переживаю: не завел ли какую-нибудь подружку? У меня есть новость: купила ещё одного работника. Он русский. Из Соколинска. Звать его Григорий Кравцов. Говорит, что ты жил в его доме. Так ли это? И последнее – этот русский попытался меня убедить, что ты верен мне. Но я по-прежнему сомневаюсь».

«Обманщик!» – мысленно вскрикивает она. Вставляет письмо в конверт и тихонько кладет обратно на стол. «Как бы не разгневать своего подопечного!» Затем притворно вежливо спрашивает:

– Ну, что, мой милый, уже наигрался? Может, хватит уже?

Она пытается выдернуть руку Крауса. Но тот упирается.

– Давай еще посидим немного. Мне так хорошо с тобой.

– А мне уже надоело, – отзывается она безразлично. – Да и очень боюсь, что кто-то может войти.

– Ну, хорошо, хорошо, дорогая, – наконец соглашается Краус. – Давай продолжим нашу встречу после работы.

– Как хочешь, милый, – игриво жеманится немка. – Но прежде прочитай вот это письмо, – указывает она на конверт. 

Краус читает, кривится недовольно. «Опять всё тоже: сплошная ревность. Как она с ней мне надоела». Его передергивает, будто он съел что-то кислое.

Немка улавливает волнение своего кавалера. Прижимается к нему плотнее, притворно воркует:

– Что с тобой, милый? Дома что-то случилось?

Тот взволнованно:

– Жена ревнует, будто видит, чем мы с тобой сейчас занимаемся.

– Значит, переживаешь, – ухмыляется секретарша. – А это всё оттого, что ты никак не можешь решить, с кем остаться теб